7 повестей о памятных мне летах

.................Откуда сия мысль пришла?

Если вы помните, на базаре продавались ярко раскрашенные гипсовые копилки  в виде кошечек и собачек. Детям эта «рациональная» игрушка очень нравилась. И когда кто-нибудь из старших дарил малышу монетку, она торжественно опускалась в прорезь на головке любимой кошечки.  Ко дню рождения эта кошечка безжалостно  разбивалась, и на собранные за год денежки можно было купить все, что твоей душе угодно!..

У меня копилка иного рода – в ней хранится особо ценный капитал: память о непростых годах моей долгой жизни.

А родился я еще в прошлом столетии – 1 мая 1917  года.

Вслед за мной, в октябре, появилось на свет новое, до той поры невиданное и никому не ведомое государство.

Как известно, неожиданное возникновение «Пролетарской державы» потрясло весь мир.

Вот в этом «неправильном» государстве я и прожил большую часть своей жизни… Да, она была черно-белой, но по сравнению с той, какая, по рассказам отца, досталась моим предкам, первая половина моей юности была для меня светлой.

Того великого государства, моего ровестника, уже нет – похерили и растаскали по углам «добрые» люди, а я, как видите, жив до сих пор ...

«Вспоминая былое, сознаю всю ответственность перед судом народным и по этому «клянусь говорить правду и только правду».

Ведь кто же, кроме меня, расскажет вам, дорогие потомки – люди будущего, о том времени.

А по этому, как говорил Владимир Маяковский:

Читайте, Завидуйте

Я – гражданин Советского Союза.

( Бывший.)

А время было бурное. Грандиозные события происходили стреми тельно!.. Очевидно, поэтому мы, дети революци, и быстро взрослели; я с  трех лет ясно помню все, что творилось и о чем говорилось вокруг меня...

А чтобы вы убедились в сохранности моих «вкладов», потрясем «копилку» и посмотрим, с каких лет моя «черепушка» их хранит.

Вот одна из самых давних «монет» – потемневшая, но хорошо сохранившаяся копеечка…

… Ночь. В доме никто не спит. Все собрались в самой большой  комнате – столовой. Посредине – обеденный стол, окруженный венскими стульями, на одном из них  сидит дедушка, возле него стоит незнакомый бородатый дядька с ружьем. Какие-то люди что-то ищут во всех комнатах.

С другой стороны стола, у стены, – большой черный  клеенчатый диван, над ним – часы. (Мне очень нравилось, когда они басовито отбивали время, хотя перед этим долго угрожающе шипели.)

Под часами вдоль дивана ходит туда-сюда дядька в лохматой папахе, тоже с ружьем. Я  шепотом  спрашиваю: «Кто этот, под часами?» Мне пояс няют : «Это часовой».   И долгое время после того я был убежден, что часовой – это тот, который «под часами» …

Деда увели. Бабушка плакала, причитая: «Кто его вечно тянет за язык! Всегда он должен  высказать свое  "особое " мнение. Вот теперь за этот дурацкий язык  его и потащили в кутузку!»

Я представил себе, как бородатый дядька тащит моего дедушку за язык в таинственную кутузку.  И мне стало страшно…

Это то первое, что я  помню из начала моей сознательной жизни.

Но с этих же лет я помню и рассказы отца о нелегком житье-бытье на шего Селюковского рода, начало которого теряется где-то во тьме восемнадца того века.

Вот и попробуем вытряхнуть из копилки пятаки еще того, екатерининского времени, оставленные мне отцом..............